— Да. Мне стыдно говорить об этом, но мой отец надул кое-кого из своих лучших друзей, японцев. Когда я был ребенком, до войны в нашей округе жило немало японцев. Они владели сотнями акров земли, тянувшейся от нашего ранчо до города и занятой под овощами. Из этих людей почти никого не осталось. Их выселили во время войны, и они не вернулись. Отец скупил их земли за бесценок.

Я заявил ему, что когда получу свою долю ранчо, то верну этим людям их собственность. Найму детективов, чтобы разыскать их, и отдам то, что им принадлежало. Я так и собирался сделать. Вот почему я не позволю Джерри обманным путем лишить меня состояния. Оно нам не принадлежит, понимаете? Мы обязаны вернуть его. Мы обязаны восстановить справедливость между нами и землей, между нами и теми людьми.

Отец сказал, что это вздор, он-де приобрел землю абсолютно честно. А мои идеи назвал сумасбродными. Точно так же считала вся родня, даже Милдред. В тот, последний вечер по этому поводу и разразился скандал. Это было ужасно. Джерри и Зинни попытались настроить его против меня, а Милдред занимала промежуточную позицию, стараясь нас помирить. Бедная Милдред, она всегда оказывалась меж двух огней. Думаю, она была права, — я вел себя бестолково. Иначе догадался бы, что отец болен. Был я прав или нет — а, конечно, я был прав — отец не мог выдержать подобной семейной сцены.

Я свернул с шоссе направо, на дорогу, которая ныряла под виадук и петляла по плоским полям мимо гигантской изгороди из эвкалиптов. Деревья выглядели древними и грустными; поля были пустынны.

Глава 4

Карл сидел на соседнем сидении, держась напряженно и тихо. Через некоторое время он сказал:

— Знаете ли вы, что словами можно убить, м-р Арчер? Можно убить старого человека, споря с ним. Я сделал это с отцом. Во всяком случае, — добавил он изменившимся голосом, — последние шесть месяцев меня не покидает чувство вины. В тот вечер отец умер в ванне. Осмотрев его, доктор Грантленд заявил, что причина смерти — инфаркт, вызванный перевозбуждением. В его смерти я винил себя. Джерри и Зинни тоже обвиняли меня. Не удивительно, что я сорвался. Я считал себя отцеубийцей.

— Однако теперь я сомневаюсь, — сказал он. — Когда я кое-что раскопал про д-ра Грантленда, я стал мысленно возвращаться к случившемуся. Почему я должен доверять словам такого человека? Он не имеет права называться доктором. Чего я не могу выносить, так это состояния неизвестности. Видите ли, если отец умер от инфаркта, тогда виноват я.

— Не обязательно. Старики умирают каждый день.

— Не надо запутывать меня, — сказал он тоном, не допускающим возражения. — Я прекрасно уловил суть дела. Если отец умер от инфаркта, значит, это я убил его своими словами, и убийца — я. Если же он умер по какой другой причине, то убийцей является кто-то другой. И д-р Грантленд его покрывает.

Во мне крепла уверенность, что я слышу бред параноика. Я постарался ответить предельно деликатно.

— Все это маловероятно, Карл. Сделайте передышку, отвлекитесь на некоторое время. Подумайте о чем-нибудь другом.

— Не могу! — вскричал он. — Вы должны помочь мне докопаться до истины. Вы обещали помочь.

— Я помогу... — начал я. Внезапно Карл схватил меня за локоть. Машина вильнула, взметая гравий. Я нажал на тормоз, отбиваясь от цепких рук Карла и пытаясь завладеть рулем. Машина остановилась, съехав боком в неглубокий кювет. Я отпихнул Карла.

— Очень умный поступок.

Он не придал случившемуся ни малейшего значения, вероятно не сознавая, что произошло. — Вы обязаны верить мне, — сказал он. — Кто-то же должен мне верить.

— Вы сами себе не верите. Вы изложили уже две версии. Сколько у вас еще припасено?

— Считаете, что я лгун?

— Нет. Но вам надо привести мысли в порядок. И только вы сами в состоянии это сделать. И лучше всего заняться этим в клинике.

Впереди, в ложбине между двумя холмами, показались строения большого больничного комплекса. Мы заметили их одновременно. Карл сказал:

— Ну уж нет. Я туда не вернусь. Вы обещали помочь, но, видно, только на словах. Вы такой же, как все. Придется мне сделать это самому.

— Сделать — что?

— Выяснить правду. Выяснить, кто убил отца и передать убийцу в руки правосудия.

Я сказал по возможности мягко: — Вы говорите несколько необдуманно. Постарайтесь выполнить свою задачу, а я выполню свою. Возвращайтесь, поправляйтесь, а я посмотрю, что удастся выяснить.

— Вы заговариваете мне зубы, вот и все. А сами не собираетесь ничего предпринимать.

— Не собираюсь?

Он промолчал. Чтобы убедить Карла в том, что я на его стороне, я сказал:

— Если бы вы поделились со мной тем, что вам известно о Грантленде, это, возможно, помогло бы. Утром вы упомянули о каких-то сведениях.

— Да, и я не врал. Я получил их из надежного источника... от человека, который его знает.

— От второго пациента?

— Да, он такой же пациент, как и я. Но это ничего не доказывает. Он совершенно нормален, его рассудок нисколько не поврежден.

— Это он так говорит?

— Не только, так говорят и врачи. Он лечится от наркомании.

— Вряд ли это надежный источник.

— Он говорил мне правду, — возразил Карл. — Он знаком с д-ром Грантлендом много лет и знает о нем все. Грантленд снабжал его наркотиками.

— Скверно, если так. И все же до убийства далеко.

— Понимаю, — проговорил он упавшим голосом. — Вы хотите, чтобы я думал, что это сделал я. Вы отнимаете у меня надежду.

— Послушайте, что я скажу, — начал я.

Но Карл погрузился глубоко в себя, созерцая тайный ужас. Он всхлипнул и вдруг резко повернулся ко мне всем корпусом. В его глазах застыла безысходная тоска. Он протянул руки, пытаясь вцепиться мне в горло. Скованный в движениях рулем, я потянулся к дверной ручке, чтобы получить пространство для действий. Но Карл опередил меня. Его большие ладони сомкнулись у меня на шее. Я ударил его по лицу правой рукой, но он был невменяем.

Его большое лицо с выступившими бисеринками пота приблизилось вплотную и казалось безмятежным. Он затряс меня. Дневной свет стал тускнеть.

— Отвали, — прохрипел я. — Кретин. — Но слова прозвучали подобно карканью.

Я снова ударил его, но безрезультатно, так как не мог размахнуться. Он расцепил пальцы и нанес мне сильный удар в челюсть. Я потерял сознание.

Очнулся я в сухой канаве, рядом с отпечатками шин моей машины. Когда я поднялся, перед глазами плыла и качалась шахматная доска полей. Я ощущал себя невероятно маленьким, словно булавка на географической карте.

Глава 5

Я снял куртку, выбил из нее пыль и побрел в клинику. Она выглядела, словно город-государство посреди собственных полей. Стены заменяли холмы, зубчатые, лишенные растительности, окружавшие больницу с трех сторон. Безликие бетонные здания отделялись друг от друга широкими аллеями. Люди, прогуливавшиеся по тротуару, выглядели почти так же, как люди в любом другом месте, с той лишь разницей, что здесь они не спешили, им некуда было спешить. Это залитое солнцем место с его массивными, загадочными зданиями производило впечатление чего-то нереального, возможно, только потому, что никто никуда не спешил.

Из-за припаркованной машины появился толстый человек в синих джинсах и уверенно подошел ко мне. Тихим благовоспитанным голосом он поинтересовался, не хочу ли я купить у него кожаный футляр для ключей от машины. — Это очень хорошая кожа ручной выделки, сэр, выделана в больнице. — Он показал футляр.

— Сожалею, но мне он не нужен. Куда обратиться, чтобы получить информацию о пациенте?

— Зависит от того, в каком он отделении.

— Этого я не знаю.

— Вам следует справиться в административном корпусе. — Он указал в сторону нового светлого здания, стоявшего на перекрестке двух аллей. Но ему не хотелось отпускать меня. — Вы приехали на автобусе?

— Нет, пешком.

— Из Лос-Анджелеса?

— С полдороги.